Томас поспешно оборвал разговор, смутно чувствуя какую-то правоту язычника, но не желая с нею соглашаться:
— Но ты-то презренный язычник? Как бы поступил ты?
Калика произнес задумчиво:
— Мы еще живы, а значит жива возможность вырвать Яру из рук адских сил. Но главное, ты не должен так уж молотиться головой о стены. Хоть камни здесь на совесть, но и голова у тебя... Особенно лоб...
Томас подпрыгнул. Глаза были дикие:
— Как? Она в аду!.. Ее уволок обугленный мерзавец в адское логово к чертям собачьим!
— Да, но она — красивая женщина.
— И что? Говори, и что с того?
— На красивую женщину и злой пес не гавкнет. Не зря говорят: не родись счастливой, а родись красивой. Счастье, как и богатство, может уйти, а за красоту всегда будут биться как рыцари, так и драконы, великаны, гномы — и эта мелкота туда же! — Змеи, Кощеи... А девка только сиди у высокого окошка да поплевывай семечки на дерущихся. Кто бы ее ни завоевал, все одно не обидит. Это богатство можно отобрать, а девку под зад коленом, но с красивой так не выйдет! Любой мужчина скорее богатству даст под зад коленом.
Томас ощутил, как сведенная болью грудь чуть расправляется. Во тьме забрезжил сла-а-а-абенький лучик надежды:
— Ты хочешь сказать...
Калика удивился:
— Я уже сказал яснее ясного. Красивых женщин не трогают даже волки в лесу. Ты зря терзаешься, представляя, как ее там мучают. Голову наотрез, что и пальцем не тронут. Кто ворует жемчужину, чтобы стучать по ней молотком? Поверь, Яра в безопасности. Наоборот, к ней приставлены всякие, чтобы ненароком пальчик не прищемила, красоту не попортила.
Томас на миг посветлел, но тут же брови сшиблись на переносице снова:
— Кто это всякие? Хвостатые?
— Хвостатые тоже люди, — возразил калика. — Ты с сарацинами якшался? Ну, представь, что эти хвостатые тоже сарацины. Другой веры, но тоже... гм... что-то умеют.
Томас тяжело вздохнул, но Олег видел, как сгорбленная спина чуть распрямилась, а плечи раздвинулись. Только голос все еще оставался встревоженным:
— Но как бы ее... ну, понимаешь, не вздумали... силой.
Олег ахнул:
— Томас, ты в своем уме? Ее ж не плотник похитил, который не чует разницы между кухаркой и женой хозяина? Ее уволок хоть и мерзавец, но все же рыцарь! А то не для себя, а кого повыше.
— Повыше?
— Ну да. Ворон ворону глаз не выклюет, а кус мяса отберет. Мужчины друг другу уступают замки, земли, даже коней иногда, но не женщин. Женщин отбирают, выкрадывают, уводят. Так и твою Яру уже мог отнять у твоего мерзавца какой мерзавец повыше рангом. А раз выше, то еще больше знает разницу между женщиной, которую берут силой, и женщиной, которую надеются уговорить... Так что Яра сейчас в безопасности. Ее накормили, напоили, переодели. Перед ней пляшут шуты, а адские барды поют адские песни.
Томас все яснел лицом, словно тучка сбежала с утреннего солнышка:
— Спасибо, ты меня успокоил. Но я должен поспешить вырвать ее из гнусных лап злодеев.
— Да, — согласился калика, — спешить надо. А то с этими нарядами, песнями да плясками еще и голову задурят. Все-таки женщина! Тем более, красивая. Да и драгоценностей могут надарить полные сундуки, каких ни у одного короля не найдешь...
Рыцарь вскочил, поспешно напяливал сапоги. Брови снова сшиблись на переносице. Похоже, вспоминал, успел ли подарить своей невесте хотя бы колечко.
Калика наблюдал с любопытством:
— И куда ж ты?
— Спасать! — огрызнулся Томас.
— А куда?
— Не знаю. Потом придумаю. Мне в седле моего боевого коня только и думается. За столом дяди Эдвина я засыпаю, как жаба в болоте, а когда трясет, то в голове как бы взбалтывается... Такое всплывает!
Калика брезгливо поморщился:
— Представляю. Лады, собирайся. Поглядим, вдруг да мне по дороге. Вот только пролив...
Томас отказался от королевских доспехов, из тонкого, как пергамент, листа, покрытого золотом, и теперь тяжело поворачивался в толстом железе, похожий на окованный металлом таран, которым пробивают ворота крепости.
Калика оглядел его с головы до ног оценивающе, зябко передернул плечами, будто это железо предложили одеть ему:
— Люблю молодца и в половце. Да ты хоть дорогу в ад знаешь?
Томас остановился на миг, но тут же с помощью оруженосца одел через плечо широкую перевязь с двуручным мечом.
— Откуда?
— Так как же попадешь туда?
Томас принял из рук верных рыцарей щит, одел на локоть:
— Ты подскажешь.
— Я? С какой стати?
— Ты, — ответил Томас со сдержанной яростью, — где только не побывал, а в аду как раз полно твоих дружков. И в котлах, и среди тех, которые под котлы дрова подкладывают да вилами несчастных тыкают, как ты меня, когда будил ни свет, ни заря. Да и разве святой обет рыцарства...
Он осекся, ибо зеленые глаза горели откровенной насмешкой. Оруженосец молча застегнул на поясе Томаса толстый ремень с кинжалом в дорогих ножнах. Лицо юноши было торжественное и суровое, а на человека в звериной шкуре смотрел с нескрываемым отвращением.
— Ну ладно, — сказал Томас раздраженно, — из тебя рыцарь, как из... Но просто дружба? Ладно, мы так и не сдружились. Ну просто христианское участие... А, черт! Или чисто мужское сочувствие? Наше мужское понимание?
Оруженосец прожигал варвара в звериной шкуре ненавидящим взором. Калика подумал, отмахнулся с небрежностью.
— Бред мелешь, как дурная мельница Сампо, что все море засолила. К тому же я не знаю туда дорогу. Раньше можно было пролезть через дупло Прадуба... иные звали его Ясенем, было такое Мировое Древо неизвестно какой породы. Вершиной достигало небес, даже выше, а корни висели в подземном мире. По дуплу как-то раз... гм... Но уже в тот раз дупло было такое агромадное, что я натрясся, когда лез. Вот-вот, думаю, свалится. Такое упадет на голову, даже рыцарю прическу испортит.