Откровение - Страница 5

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Ворота распахнуты настежь, народ из окрестных сел и замков еще прибывает, но стражей на воротах впятеро больше обычного, оружие только в зубах не держат, суетятся, орут сорванными голосами. Олег ощутил, что выныривает из глубоких дум, и тут только заметил, что весь королевский замок взбудоражен как муравейник, куда бросили сочную лягушку.

— Что-то стряслось? — спросил он в пространство.

Народ не отвечал, почему-то шарахался, а кто-то даже брызнул на него из крохотной баклажки. Олег понюхал, но ничем не пахло. Он повернулся к стражам, те в полном вооружении, трезвые и злые, орут и расталкивают народ в воротах.

— Какие-то у вас свадьбы странные, — сказал Олег с недоумением. — Больно на собачьи смахивают. Все-таки короля жените, не простого кобеля.

Старший страж поглядел с отвращением:

— Ты из леса вышел, что ли?

— Из леса, — подтвердил Олег, подумал, добавил задумчиво, — Давно, а будто вчера... Сейчас какой век? А страна какая? Гм... Слушай, пикт, чего все орут и мечутся? У вас ритуалы такие?

Страж нервно огрызнулся:

— Сам ты... пикт. В самом деле из Леса! Да не простого — дремучего. Тут дьявол уволок невесту короля. Ухватил как волк овцу, и в лес. В нору, то есть. Потому мечутся, святые мощи собирают. Уже пронесли по всему замку гвоздь из Гроба Господня, две левых руки Иоанна Крестителя, детский череп Фомы Неверующего... Огромный дьявол такой явился, весь красный, как вон ты, только от него серой воняло, а от тебя... даже не пойму чем.

Олег вздрогнул, ощутил, как под натиском тревоги разом очищается взор, по телу пробежала холодная волна. Он ощутил свое тело, и стражник невольно отступил, когда Олег распрямился и раздвинул плечи.

— А Томас? — спросил он.

Стражник дернулся, вытянулся. Этот голос... или похожий, он слышал тридцать лет тому, когда в славной битве англы и саксы разгромили наголову норманнов, тогда хрипло и страшно голос герцога МакИтры вывел к победе.

— Стерегут!

— От чего?

— Дабы не бросился на меч! Двенадцать лучших рыцарей королевства стерегут!

— Благодарю за службу, — бросил Олег коротко.

Он помчался в замок, а осчастливленный страж кричал вдогонку:

— Рад стараться!.. Служу Британии!.. Боже, храни короля!.. Бей Мордреда!

Томас как зверь в клетке метался по малому залу, откуда уже вынесли все оружие, ревел как дикий зверь в лесу, и кричал так страшно, что за окном в испуге взлетали голуби. Вдоль всех четырех стен зала блистало железо. Сперва Олег подумал, что прибавилось рыцарских статуй, но у двенадцати железных исполинов были подняты забрала, суровые лица смотрели с глубоким сочувствием и полной беспомощностью.

— Томас, — сказал Олег торопливо, — возьми себя в руки.

Томас разъяренно гаркнул:

— Еще чего! Стану я всякую мерзость брать в руки!.. Да, я — мерзавец, позволивший увести невесту прямо из-под венца! Я не только королевского меча, даже простой булавы недостоин, разве что палицы, как у тебя...

— Ну-ну, зачем уж так... Пусть сплоховал, ты такой от природы, но как же другие? У тебя ж народу, все ищут с кем бы подраться!

Томас ответил с едкой горечью:

— Отдали. Без спора.

— Почему? — изумился калика.

— Потому что мертвый. А к мертвым уважение надо иметь.

— Мертвый, — изумился калика. — А по мне, так дохлый, а не мертвый. И ты дохлому отдал невесту? Что-то я, видать, слишком долго в пещере просидел. Сложные вещи понимаю, а простые — хоть кол на шлеме теши.

Томас, не слушая, грохнул кулаком о стол. Слезы оросили лицо, он взвыл как раненый зверь, потерявший детенышей:

— Но почему?.. Ведь она чиста! В рай, еще понимаю, хотя в задницу этот рай, но как могли в ад?

В зеленых глазах калики было глубокое сочувствие. Когда Томас ухватился за горло, будто пытался удушить себя собственными руками, калика толкнул молодого короля прямо на ложе. На лице калики отразилась горькая насмешка:

— Понять хочешь? Веру? Разве не ваш отец церкви изрек: «Верую, ибо нелепо»? Ишь, понять... Это еще почище, чем понять Русь.

— Но, — простонал Томас, — где же справедливость?

Он поперхнулся и умолк, лицо калики было таким, что вот-вот разверзнется потолок, и его поразит божий гнев за богохульство даже только в мыслях. Но калика перевел дыхание, вздохнул, могучая грудь опустилась. Все еще гневным голосом сказал сдержанно:

— Пора взрослеть, сэр Томас. И довольно искать справедливость на свете. Ее нет, понимаешь?

— Но как же...

— Она есть только в нас самих. И остается там, куда приносим, — похоже, калика понял, что хватил через край, поправился: — Иногда остается. На некоторое время.

— А потом? — спросил Томас убито.

— А потом суп с котом. Грош цена той справедливости, за которую не бьются ежечасно. А вообще-то, ты зря так рвешь жилы в крике, а сердце в плаче. Нет-нет, потеря в самом деле велика, но убиваться не надо. Прими с христианским смирением...

Томас вскочил, как подброшенный катапультой. Лицо побелело, кожа натянулась так, что желваки едва не прорывали кожу.

— Да пошел ты...

— Ага, — сказал калика со злым удовлетворением, — поскреби англа, отыщешь ли христианина?

— А что? — выкрикнул Томас. — При чем тут христианин?

— А то. Чего на меч кидался?.. Ваша рабская вера учит смирению. Гордость и честь для вашей веры — смертельный грех. Кто кинется на меч, того даже хоронят не на кладбище, где люди! А за оградкой, где собак закапывают...

Томас пробурчал, отводя взор:

— Ну, уж и собак...

— Ничего, — сказал Олег насмешливо. — Не думаю, что всех можно превратить в рабов. Всегда найдутся люди, которые предпочтут кровью смыть позор, бесчестье. Даже своей, если чужую пустить не сумеют.